Осужденная в Кувейте Мария Лазарева рассказала “Ъ” о своем аресте и освобождении
Приговоренная к десятилетнему тюремному заключению в Кувейте россиянка Мария Лазарева вышла под залог. В своем первом интервью она рассказала корреспонденту “Ъ” Марианне Беленькой, как и почему за ее судьбу сражались вместе российские и американские политики и дипломаты.
«Посадили в один день на десять лет»
— Прежде всего как вы себя чувствуете?
— Я еще до конца не осознала, что на свободе. Все как в тумане. Я провела в тюрьме 472 дня. За это время приобрела кучу болезней, но не хочу говорить об этом. Тюрьма никому не идет на пользу, плюс меня все время терзало, что мой приговор несправедлив, а дома меня ждут маленький сын и родители. Сейчас я увидела моего сына, маму и папу, которые столько всего пережили, пока я была в тюрьме. Когда мне дали десять лет строгого режима, мама приняла решение остаться в Кувейте. Она боялась, что, если уедет, больше меня не увидит.
Мария Лазарева, возглавлявшая компанию KGL Investment (KGLI), была приговорена к десяти годам тюрьмы в мае прошлого года за растрату средств Кувейтского портового управления. Компанию обвинили в невыполнении работ по созданию портового хаба. Впоследствии арбитраж постановил, что работы были выполнены. За подделку документов к тюремному сроку был приговорен и главный свидетель. По мнению адвокатов, нет оснований и для второго уголовного дела — о растрате средств The Port Fund, созданного KGLI. Якобы украденные у фонда $496 млн были заморожены на счетах дубайского Noor Bank по просьбе самой же Генпрокуратуры Кувейта. В феврале под давлением международной группы поддержки Марии Лазаревой средства были разморожены и поступили на счета инвесторов с прибылью более чем 100%.
— В чем суть предъявленных вам обвинений?
— Нас обвинили, что компания не сделала работу, за которую получила деньги. Меня удивило, как просто оказалось нас обвинить, хотя в нашей работе было задействовано столько государственных структур Кувейта: Министерство финансов, Министерство транспорта, Министерство развития. Мы все вместе работали почти три года, есть куча документов. Я запросила эти документы, попросила пригласить свидетелей, но судья мне отказал и посадил в один день на десять лет. В своем приговоре он написал, как мне перевели: я верю обвинениям прокуратуры, я не считаю нужным, чтобы адвокаты тратили мое время, доказывая ее невиновность.
— О какой несделанной работе идет речь?
— Наша компания создавала фонды и инвестировала в различные проекты. Мы занимаемся транспортной логистикой и многим другим. В 2010 году эмир Кувейта объявил о новой стратегии развития, благодаря которой за последующие 25 лет страна должна превратиться в сильный торговый и логистический центр. И власти обратились к нашему опыту. Стоимость проекта по созданию логистического хаба тогда была около $6 млрд, если не ошибаюсь. А работа по проектировке — около $33 млн.
— Вы занимались проектировкой?
— Именно. Нам заплатили около $30 млн, а еще около $4 млн остались должны. К 2013 году проектировка была закончена, контракт исполнен. И мы начали заниматься реализацией проекта. Но потом исполнение со стороны государства стало задерживаться по разным внутренним причинам. То менялись боссы, то структуры. И когда уже к 2015 году мы поняли, что ничего не происходит, то попросили выплатить оставшиеся деньги за проект и закончить эту историю. Нам отказали, мы подали иск в коммерческий суд Кувейта на Кувейтскую портовую администрацию, которая была заказчиком проекта. И только в 2019 году, четыре года спустя, коммерческий суд Кувейта постановил, что, да, работа была сделана, все в порядке и нам должны заплатить по выполненному контракту. Это смешно, если бы не было так грустно, потому что именно за этот якобы невыполненный контракт мне дали десять лет строгого режима, я провела больше года в тюрьме.
«Вдохновил фильм "Красотка"»
— А как вы вообще оказались в Кувейте? Это очень необычно – россиянка в арабской стране, глава международной компании.
— Я всегда мечтала работать в разных странах, хотела посмотреть мир. Меня в свое время вдохновил фильм «Красотка». Помните бизнес героя Ричарда Гира? Сначала он занимался тем, что брал предприятия-банкроты и продавал их, а потом решил не разрушать, а созидать. Этим мы и занимаемся: берем маленькие компании или те, у которых есть какие-то проблемы, а также совершенно новые проекты и строим на их основе большой бизнес. Когда я начинала, для России это было ново.
Поэтому после учебы в МГУ я уехала. Я училась за границей, работала в США, Европе, других местах. Когда оканчивала Уортон (Уортонская школа бизнеса при Пенсильванском университете.— “Ъ”), там публиковались вакансии для выпускников. Среди них было и предложение работы в Кувейте.
Многие друзья меня отговаривали: мол, женщина в арабской стране, без арабского языка. Но трудности меня тогда только привлекали.
И я пошла на интервью и получила работу в компании KGL. Проработала там несколько лет, показала себя. А потом уже была создана компания KGLI. Наша первоначальная задача была работать в Кувейте и в других странах, привлекать инвесторов в различные проекты. Если считать годы тюрьмы, то я в итоге в Кувейте прожила 15 лет.
— Решение выпустить вас под залог было принято еще в начале мая, но вы провели еще больше месяца в тюрьме. Почему вы не смогли выйти тогда, что изменилось сейчас?
— Думаю, я вышла из тюрьмы только благодаря вниманию к моему делу со стороны международной общественности. 5 мая мне и совладельцу KGL Саиду Дашти отменили приговор и сказали, что мы сидели в тюрьме совершенно зря, но при этом потребовали оставить огромный залог. Знаете, какой обычно залог в Кувейте? 100 динаров, 500 динаров. То есть $350, $1500. С нас потребовали 20 млн кувейтских динаров ($65 млн). Но через месяц суд внезапно решил снизить сумму за двоих до 11 млн кувейтских динаров (примерно $36,1 млн). Из нее за мое освобождение нужно было заплатить 1 млн динаров (около $3,3 млн). Я не понимаю, откуда такие огромные суммы, учитывая отсутствие доказательств нашей вины. Напротив, все факты свидетельствуют об обратном. Учитывая, что сумма залога даже после ее снижения была для меня неподъемной, я оставалась в тюрьме. Но мне повезло, за меня внесли залог. А Саид Дашти все еще остается в тюрьме.
— Сейчас, учитывая все обстоятельства, появился шанс на закрытие дела?
— 23 июня следующее рассмотрение дела. Мне разрешили привести свидетелей, их будет трое: один местный, два иностранца. Нам наконец разрешили приобщить к делу флешку с бухгалтерскими документами — все это время они были у прокуратуры и не рассматривались в суде. Свидетель обвинения утверждал, что эти документы доказывают мою вину (кстати, теперь его самого осудили за подлог документов). А я все время, пока шел суд, не могла ознакомиться с тем, что мне предъявляют. Только недавно мне это разрешили. Мои свидетели и защита пересмотрели 38 тыс. документов и уверены, что никаких нарушений нет. Я хочу, чтобы это признал суд и чтобы на мне не осталось даже тени подозрений.
— Но есть еще второе дело…
— Да, как раз со второго дела все и началось. В Кувейтское портовое управление пришел новый директор. И они внезапно стали говорить, что мы украли или потеряли деньги инвесторов созданного нами фонда. Это было мое детище. Представляете, на фоне финансового кризиса, «арабской весны», когда в целом экономическая ситуация в регионе неблагоприятная, мы умудрялись делать хороший доход. Вся наша команда вкалывала с утра до ночи. У нас было множество партнеров, которые нам доверяют: в США, Великобритании, других странах. Мне даже в голову не могло прийти, что меня могут обвинить в воровстве. Я была в тот момент в Лондоне, но сразу вернулась в Кувейт, чтобы ответить на все вопросы. Мы находились в этот момент в процессе продажи последней инвестиции, но в итоге деньги были заморожены в дубайском банке — как выяснилось, по просьбе кувейтской Генпрокуратуры, которая нас же обвинила в воровстве. Только через полтора года после проведения последней трансакции мы смогли получить деньги и отдать инвесторам. И то только после того, как наши международные партнеры подняли шум о неправомерных действиях Генпрокуратуры.
«Битва добра и зла»
— Как получилось, что вас защищала такая внушительная интернациональная команда? Здесь и младший сын экс-президента США Джорджа Буша-старшего Нил Буш, и бывший директор ФБР Луис Фри, и известная правозащитница, жена экс-главы правительства Великобритании Шери Блэр, за вас заступался госсекретарь США…
— Я 25 лет занимаюсь международными инвестициями, сложилась определенная репутация. Я не публичный человек, просто всегда много работала и у меня очень много коллег и друзей в разных странах. И когда все это со мной случилось, они были в шоке. Если так могли поступить со мной, так могут поступить с любым другим человеком. И они поставили всех на уши, сформировали команду поддержки.
— И “Ъ”, и другие СМИ писали, что интерес представителей США к вашему делу связан с американским гражданством вашего сына. Кроме того, компания KGL работала по контрактам с Пентагоном.
— Да, и у сына есть американское гражданство, и KGL работала, хотя возглавляемая мной KGLI к этой работе отношения не имеет. И, как я говорила, у нас много инвесторов из разных стран, чьи интересы затронуло наше дело. Но главное не в этом. Люди гораздо более отзывчивы, чем кажется на первый взгляд. Те, кто мне помогает, многого достигли в жизни, у них все есть. И они хотят отдавать свое время тому, что считают правильным и важным. Мое дело показалось им важным. Они изучили все детали, поняли, что я невиновна, и взялись помогать. На Западе очень трепетно относятся к теме прав человека, особенно женщин, в том числе на Ближнем Востоке. И мое дело из разряда таких правозащитных дел. Это такая битва добра и зла. Несмотря на непростые отношения между Россией и Западом, ко мне очень тепло отнеслись и Нил Буш, и Луис Фри, и Шери Блэр и многие другие люди. Приезжали на заседания суда, добивались посещения тюрьмы. Им отказывали, а они все равно приезжали.
Вот, например, Шери Блэр. Когда она приехала в суд в последний раз, там со мной плохо обращались. Знаете, как она встала на мою защиту прямо в суде? Прямо ух!
Я думала, что ее сейчас там арестуют. Я очень благодарна им и очень благодарна всем, кто меня поддерживал в России.
— Кто здесь был вашей командой поддержки?
— Мой папа — такой молодец: он с первого дня ходил во все инстанции. Он, наверное, написал более 500 писем. Одним из первых, кто откликнулся, был президент Московской торгово-промышленной палаты Владимир Платонов. Он приехал в Кувейт, пришел ко мне в тюрьму, мы с ним очень внимательно разобрали дело. У него уникальный опыт председателя Мосгордумы, он также работал в прокуратуре Москвы. Даже я так не разобралась в моем деле, как он. Его советник Владимир Сидоров был вечным двигателем, поддерживал меня всей семьей, никому не давал забыть о моем деле. Подключился Фонд Ельцина в лице Александра Дроздова и Татьяны Юмашевой. Она написала мне очень короткое, но очень теплое письмо: «Держитесь, не сдавайтесь». Потом, видя, что нет прогресса, она написала письмо эмиру Кувейта. Спикер Совета федерации Валентина Матвиенко подняла мой вопрос на встрече с председателем Национального совета Кувейта, когда он приезжал в Москву. Все это неоценимая помощь. Как и помощь со стороны российского МИДа. Наверное, я раз 20 пересмотрела в тюрьме запись пресс-конференции Сергея Лаврова в Кувейте, когда ему задали вопрос, обсуждал ли он мою судьбу на переговорах, и он ответил «да». Я тогда почувствовала, что дело обязательно сдвинется с мертвой точки.
До тюрьмы я мало плакала, там наревелась на всю оставшуюся жизнь.
Мне звонил, когда мог, руководитель протокола президентов Михаила Горбачева и Бориса Ельцина Владимир Шевченко. Он давал советы, как себя держать, как реагировать на клевету, когда против меня и моей семьи началась кампания в кувейтских СМИ. Он мне звонил и говорил: «Машенька, ты держись». А у него голос как у командира полка. Как не послушаться? Все эти, казалось бы, мелкие вещи для меня были очень значимы в тюрьме.
Не забуду помощь нашего посла Николая Макарова. Его назначили в августе прошлого года, когда я уже сидела. Он был первым человеком, который стал объяснять кувейтской стороне, что с моим делом что-то не то. Он подчеркивал, что мы не вмешиваемся в юридическую систему Кувейта, но законных оснований для десятилетнего тюремного заключения нет. Наш консул Евгений Аржанцев постоянно навещал меня в тюрьме.
Окончательно я убедилась в том, что меня не бросили, когда наш президент Владимир Путин сказал, что дело у него на контроле.
Я поняла, что страна меня не оставит. Вы думаете, что это звучит высокопарно, но так не кажется в тюрьме, это дало мне силы бороться.
Это и постоянные публикации в СМИ. Спасибо всем журналистам — в России и других странах, кто постоянно писал обо мне. Публикации не дали замять мое дело. Сегодня я читаю новости про Ивана Голунова, вижу, как СМИ повлияли на его дело, на мое дело. Это работает.
— Что планируете делать в ближайшее время?
— Добиваться правды. Уже выйдя из тюрьмы, я все равно волнуюсь, не могу забыть, как развивался процесс. Вы представляете, что это такое, когда вас сажают на десять лет, а вы даже не можете прочитать предъявленные вам обвинения? Надеюсь, что ни СМИ, ни официальные лица меня не бросят. Уже подана жалоба в ООН, в комиссию по правам человека. Как раз этим занимается Шери Блэр и ее команда… Надеюсь, в Кувейте будут знать, что за процессом внимательно наблюдает мировое сообщество и пресса и им не позволят еще раз нарушить закон.