Количество осужденных к лишению свободы россиян достигло исторического минимума - менее 470 тысяч человек, заявили в пресс-бюро Федеральной службы исполнения наказаний (ФСИН).
"На сегодняшний день в исправительных учреждениях уголовно-исполнительной системы содержатся 467 тысяч человек. В новейшей истории России это самое маленькое количество осужденных, отбывающих наказание в исправительных колониях", - говорится в сообщении пресс-бюро, поступившем в пятницу в "Интерфакс".
Между тем, по данным тюремного ведомства, еще чуть более 100 тысяч человек содержатся в следственных изоляторах под арестом.
В пресс-релизе отмечается, что в начале 2013 года в колониях, тюрьмах и лечебных исправительных учреждениях содержалось 588 тысяч человек, в 2017 году - 523 тысячи, а в начале этого года - уже менее полумиллиона заключенных.
"Число осужденных в нашей стране вследствие либерализации уголовно-исполнительной политики государства стабильно сокращается. Только за последние 10 лет их численность сократилась практически на четверть миллиона человек", - сообщили во ФСИН.
Примечательно, что на фоне "пустеющих" тюрем и колоний чиновники отмечают в последние годы переполненность на 40 и более процентов московских СИЗО. В Генпрокуратуре этот парадокс объясняли плохой работой следователей и адвокатов.
Между тем европейские эксперты считают, что в пересчете на количество населения в России по-прежнему очень много заключенных. На каждые 100 тысяч россиян приходится 432 заключенных, и это самый высокий показатель среди европейских стран, отмечали специалисты, анализировавшие данные за 2015 год. На тот момент насчитывалось 642,5 тысячи заключенных, из которых каждый пятый находился под следствием.
На втором месте после России шла Литва, однако у нее заключенных было в 1,5 раза меньше - 277 на 100 тысяч человек. В среднем по европейским странам этот показатель равен 139 арестованным.
В настоящий момент Россия по количеству заключенных на душу населения находится на 15-ом месте в мире (405 заключенных), уступая даже африканской Руанде. А в тройку лидеров по количеству обитателей тюрем входят США (666 заключенных), Сальвадор (614) и Туркмения (583 заключенных). Других государств, возникших на постсоветском пространстве, между Туркменией и Россией нет, а Литва занимает лишь 53-е место. Такие данные за 2018 год приводит Институт изучения уголовной политики (ICPR).
Отметим, что ICPR опирается на статистику, которая отличается от цифр официальных российских органов. По данным института, в 2018 году в российских тюрьмах и колониях находилось свыше 570 тысяч человек. По абсолютным показателям Россия уступает только США, Китаю и Бразилии. Если же использовать официальную статистику ФСИН, то в России лишь 324 заключенных на 100 тысяч человек. При таком подсчете РФ могла бы занять 25-е место в рейтинге, разделив его с Бразилией.
ИСТОЧНИК: https://www.newsru.com/crime/14dec2018/fsin.html
Тысячи людей сидят в российских СИЗО просто так. Не в том смысле, что они не виновны (разное бывает), а в том — что просто сидят, месяцами, годами. С ними не проводится никаких следственных действий, к ним на допросы не ходит следователь, не пускают адвоката, не знакомят с результатами экспертиз… Лишь каждые два-три месяца их вывозят в суд для продления сроков ареста, это делается судьями автоматически под бубнеж прокурора: может скрыться (хотя загранпаспорт изъят в ходе обыска), может оказать давление на свидетелей (хотя под домашним арестом с браслетом на ноге при запрете с кем-либо общаться и пользоваться интернетом это вряд ли возможно).
Зачем?
Затем, что это такой следственный метод, распробованный в последнее время, цель которого — добиться от измотанного человека признательных показаний, оговора других фигурантов, и как итог — сделки со следствием. Это очень удобно — не нужно раскрывать преступление, собирать и оценивать доказательства, проводить очные ставки, копаться в ворохе документов. Есть сделка с признанием — есть суд, который проходит в особом порядке: за два-три дня, без опроса свидетелей и изучения доказательств, без полемики прокурора и адвоката, без изучения вещдоков и результатов проведенных экспертиз (даже если их не было вовсе — это никого не волнует).
Так механизм сделки со следствием, который изначально вводился для защиты тех, кто раскаялся или действительно решил пойти на сотрудничество со следствием, рассказав о реальных преступлениях, превратил следствие и суд в конвейер по штамповке фейковых приговоров и уголовных дел.
Кто-то из арестованных ломается сразу по прибытии в СИЗО, кто-то пытается сопротивляться. Пытать и сажать в пресс-хаты уже не комильфо (хотя и такое бывает, но чаще в регионах, чем в Москве). Придуманы иные способы. Действенные. С которыми бороться практически нельзя.
Ведь следователь для заключенного — человек, владеющий его жизнью, здоровьем и судьбой.
И с упрямцами не церемонятся: возможностей сделать жизнь человека в СИЗО невыносимой у следователей предостаточно.
Это следствие решает — заключать или не заключать под стражу, давать свидание с родными или не давать, разрешать звонки или нет. Ну а если еще и администрация СИЗО в хороших отношениях со следователем (а она, как правило, в хороших) и богата на фантазию, то сломать упертого подследственного проще простого.
Самый яркий пример — московский изолятор «Лефортово», так и не растерявший традиций следственной тюрьмы НКВД и живущий по своим, не российским, законам. И каждый «заезжающий» сюда новичок, не признающий вину (будь то обвиненные в госизмене или в вымогательстве взяток, или журналисты, какой-нибудь мэр или губернатор, будь то генералы Следственного комитета, блогеры, ученые или топ-менеджеры крупных компаний), сталкиваются с тем, что свидания с родными им не дают, а адвокаты порой не могут к ним прорваться неделями.
Из совсем свежего. Сидящий уже месяц в «Лефортово» экс-губернатор Хабаровского края Сергей Фургал так ни разу пока не получил письма и телеграммы от близких и друзей, хотя те и пишут. Отказывают ему и в свиданиях с женой и ребенком. Вот что в августе он заявил членам ОНК:
«Я следователя просил — дай хоть от сына весть! Не дает. Тотально все обрубили. Я же не предатель Родины… Не пойму. Точнее, наоборот, понимаю. Здесь хватает времени подумать».
Адвокат Иван Павлов 11 августа сообщил журналистам, что его подзащитному — обвиняемому в госизмене журналисту Ивану Сафронову — отказывают в свиданиях с родными и телефонных звонках.
Формальная причина — следователь якобы планирует допросить всех близких в качестве свидетелей.
Объединяет Фургала и Сафронова то, что они оба только «заехали» и не признают вину. Тысячи других арестантов также не признают вину. И не получают свиданий. Просто потому, что так решил следователь.
Недавно в «Лефортово» оказался блогер, ведущий популярного YouTube-канала Urbanturizm Андрей Пыж. Его обвиняют «в незаконном получении сведений, составляющих гостайну, и распространении этих сведений» (до 8 лет лишения свободы). Что будет дальше, вы уже поняли.
В чем конкретно его вина, неизвестно. Дело засекречено. Как рассказала «Новой» посетившая Пыжа член ОНК Марина Литвинович, задерживали его жестко, общение блогера с правозащитником сотрудники «Лефортово» пресекли. Родным долгое время о местонахождении блогера не сообщали, поэтому в «Лефортово» первые дни он находился без передач и писем. Литвинович через фейсбук уже смогла найти его друзей.
«Новая» решила составить топ методов работы следователей с «упертыми» подследственными, отказывающимися признавать вину и давать требуемые показания (градация по нарастаюшей). Как нам кажется, подобное обращение можно приравнять к пыткам, в особенности — отказ в лечении хронических заболеваний и полнейшая информационная изоляция.
Причины, естественно, никогда не называются. Следователь может мать, жену и детей, например, одарить статусом свидетелей, при этом ни разу не допросив. Но именно из-за статуса доступ на свидания им закрыт.
Человеку, конечно, пишут, пишет и он. Только все письма цензор оставляет у себя, либо передает начальству, а тот — уже следователю.
Например, сидит сейчас в «Лефортово» 69-летний Виктор Королев, обвиненный в госизмене. Его арестовали весной этого года в Приморье. Подробной информации ни о самом Королеве, ни о его обвинении никто узнать не смог. Удалось лишь выяснить, что он был помощником ректора в одном из вузов и учредил фирму, торгующую бытовыми товарами, а в своем аккаунте в одной из соцсетей он делился впечатлениями о регулярных поездках в Китай.
Членам ОНК, как рассказала Ева Меркачева, администрация СИЗО запретила расспрашивать Королева об обвинении. Лишь о бытовых вещах. И заключенный рассказал, что голодает в знак протеста против следствия (против чего — конкретно сказать не дали), плакал, просил найти ему адвоката, рассказал, что недавно попал в больницу «Матросской Тишины», откуда отправил письма в «Новую газету» и «МК», в которых рассказал свою историю, но никаких ответов не получил.
Объясняем: до редакции «Новой» и «МК» письма гражданина Королева так и не дошли…
Есть вероятность, что не доходят его жалобы и до прокуратуры — ведомство какой месяц молчит.
Это для того, чтобы создать полный информационный вакуум — весьма успешный элемент психологического давления. Без вестей с воли человек быстро оказывается в подавленном состоянии. Подробнее об этом в свидетельстве журналиста Игоря Рудникова, проведшего в «Лефортово» почти год.
Грязный нужник, отказ в передаче предметов гигиены, не говоря уж об отсутствии мини-холодильника или микроволновки (иногда родственники сидельца готовы купить все это на всю камеру). Родным одного заключенного отказали в передаче мини-холодильника под милой формулировкой — «он не пролезет в окно передач».
СИЗО «Лефортово» в этой номинации занимает безоговорочное первое место.
Вот уже несколько лет подряд адвокаты устраивают у тюрьмы жеребьевку, чтобы попасть к клиенту.
Но и жеребьевки мало чем помогают. В «Лефортово» работает всего шесть кабинетов для встреч адвокатов с обвиняемым. Но на самом деле адвокатов пускают только в один, где есть стеклянная перегородка. Следователи же посещают все кабинеты, иногда надолго занимая «адвокатский».
У следователей и оперативников есть круг знакомых адвокатов, с которыми они работали не раз. Эти адвокаты приезжают по первому звонку следователя и начинают «защищать» клиента как надо — убеждая пойти на сделку со следствием. И СИЗО для них много доступнее. Сейчас, например, адвокат по назначению у блогера Андрея Пыжа.
Это очень частый прием: подследственному с первого дня отрезают всякую связь с внешним миром. В ситуации полной изоляции он может быстрее сломаться.
Особый цинизм и жестокость этот метод приобретает в том случае, когда следователь отказывает женщинам в звонках их маленьких детям.
Возможностью позвонить подследственных шантажируют, как это было в случае с юристом ЮКОСа Светланой Бахминой, которой так ни разу и не дали позвонить своим сыновьям, хотя право на звонки она имела.
Например, не признающих свою вину братьев Магомедовых и их бизнес-партнера Максидова изначально обвиняли в нескольких эпизодах мошенничества, но вскоре присоединили 210-ю статью УК — «Организация преступного сообщества». До 20 лет. Но даже после этого они не признали свою вину — сидят в «Лефортово» уже третий год.
Человек только привыкает к условиям, сокамерникам, а его переводят. И так до бесконечности.
Иногда условия содержания постоянно ухудшаются, как это было с погибшим в СИЗО Сергеем Магнитским.
Его часто переводили, потому что он не признавал своей вины, никого не оговаривал и постоянно жаловался. В итоге оказывался то в камере с разбитым окном, то в той, где на полу стояла вода.
Следователь всегда сделает так, чтобы подследственный об этом узнал. Угрозы незамысловаты: возбудить уголовное дело на близких, например, или же до заключенного «доходят» слухи, что у семьи вымогают деньги, либо им кто-то угрожает. В ситуации информационного вакуума, когда человек не может выяснить, что происходит на самом деле, ломаются многие.
Самый абсурдный пример — ситуация, в которую попал обвиненный в шпионаже гражданин Украины Константин Ширинг. Мужчину задержали в этом году в Феодосии, когда он вышел из дома в магазин. Сразу же этапировали в Москву. А в Крыму остались зубные протезы.
Ширинг уже в первые сутки своего пребывания в «Лефортово» понял, что не может есть. Сотрудники изолятора в Феодосию за его протезами не поедут. Денег на счету арестанта нет (так что оплатить изготовлении новых «зубов» он не может, да и не пропустят в тюрьму стоматолога с воли), а поскольку он не гражданин РФ, никто бесплатно ему делать в СИЗО протезы тоже не будет. Жена в Феодосии под домашним арестом.
Других родных нет.
Член ОНК Марина Литвинович нашла человека, который смог бы съездить в Феодосию, забрать протезы и привезти в Москву.
Но вот незадача: следователь, ведущий дело, отказывается пропускать протезы в СИЗО. Без каких-либо объяснений. Так хочет.
Украинец уже несколько месяцев сидит без передач и практически не может есть.
Еще один украинский арестант «Лефортово» — обвиняемый в шпионаже Василий Василенко (бывший футболист) — который месяц сидит без очков, по этой причине не может ознакомиться даже с материалами, которые ему приносит следователь. Ни адвоката, ни денег на счету у Василенко нет. А надзиратели ссылаются на то, что гражданам иностранных государств бесплатные очки не полагаются.
В этой схеме отказов, отписок, отмазок замешана целая дружно согласующаяся между собой цепочка исполнителей: следователь — суд — администрация СИЗО — тюремный медик.
Это самый жестокий метод — довольно часто он приводит к летальному исходу.
В СИЗО все имеющиеся хронические заболевания обостряются с молниеносной скоростью. Несмотря на то, что родные вправе передавать все необходимые и незапрещенные лекарства, следователь может сделать так, что эти лекарства к подследственному попадать не будут. Человека могут обманывать: родные не передают, узнать ведь он не сможет — письма не проходят.
Сами лекарства в окошке передач принимают, но где-то складируют. Потом арестанту могут выдать весь мешок — год-два спустя, когда человек уже отправится на зону. Если доживет.
Необходимые лекарства не пропускали в передачах и Сергею Магнитскому, и Василию Алексаняну (от смертельно больного юриста ЮКОСа несколько лет безуспешно ждали показаний против Ходорковского и других руководителей компании). Их же отказывались лечить и госпитализировать в больницу. Впрочем, так было, есть и будет с тысячами других подследственных, от которых следователь не получает требуемых показаний.
«Наличие столь неограниченной власти в руках следователя дает удобную возможность манипулировать обвиняемым / подозреваемым. Это, конечно, рудимент СССР.
Считается, что если обвиняемым дать право на свидания, якобы они предупредят сообщников. Хотя то, что это элементарно сделать через адвоката или сокамерников, благополучно забывается. Изменить установившийся порядок вещей можно только на законодательном уровне, лишив следователя права решать, давать человеку свидание с родными или нет».
ОНК Москвы в начале августа представила в Госдуму два законопроекта: один — о свиданиях с близкими без разрешения следователя, второй — о возможности цензурировать все письма заключенного только по решению суда.
Как объяснила «Новой» Ева Меркачева, суть проста: если следователь против переписки — пусть тогда обращается в суд и просит вынести такое решение. Если следователь против звонков и свиданий арестанта с близкими на том основании, что они якобы могут сообщить что-то, мешающее ходу расследования, — пусть официально, а не на словах делает их свидетелями по уголовному делу и уведомляет об этом СИЗО.
Присутствовавшие на заседании экспертной группы представители Генпрокуратуры законопроекты в целом поддержали, но заметили, что у следователя «прибавится работы».
ИСТОЧНИК: НОВАЯ ГАЗЕТА